|
|
23.07.2004
СВЕТ ЕЕ ЛЮБВИ, окончание.
Автор -- ЛАРИСА РОТНЫХ
НАЧАЛО >>>
А потом она заболела. Мерзкий насморк еще можно было терпеть, слишком высокой температуры не наблюдалось. Но кашель и, как следствие, севшие голосовые связки привели к тому, что разговаривать Ира могла только шепотом, да и то каждое слово давалось ей так же тяжело, как каждый шаг самоотверженной Русалочке, готовой на любые жертвы ради любви.
Когда ей позвонил Филипп и начал рассказывать о своих летних планах поездки на море, Ира, во-первых, не могла понять, к чему он ей все это рассказывает, а во-вторых, трагическим тоном заявила, что говорить не может из-за севшего голоса и немилосердно саднящего горла. Филипп спросил странным тоном:
— Так, значит, я являюсь твоим невольным мучителем?
Ира опять не поняла смысла его слов и, вяло возразив, попросила все же перезвонить как-нибудь позже. Вежливо попрощавшись, Филипп положил трубку и исчез из ее жизни на несколько месяцев.
Когда выздоровевшая Ирочка, удивленная тем, что Филипп не перезванивает ей, набрала его номер, бабушка парня сказала ей, что внук поехал на море. Вскоре уехала отдыхать – сначала под Киев, а потом тоже на море – и сама девушка. Несколько раз в неделю она звонила по междугородке – и снова ей говорили, что Филиппа все еще нет в Киеве. Как-то, стоя в огромной очереди к телефону-автомату, жадно вдыхая холодный морской воздух, которыми славились ночи Евпатории, она еще раз задумалась над последними словами парня.
— А может, он хотел пригласить меня с собой на море? — произнесла она вслух.
Женщина, стоящая в очереди за ней, неодобрительно покосилась на девушку. Вопрос Иры так и остался без ответа.
* * *
В конце августа девушка праздновала свой День Рождения. Когда гости сели за ломящийся от праздничных блюд стол, она вышла в кухню и позвонила Филиппу в последней надежде пригласить его на праздник.
Трубку взял дедушка парня и ничего нового не сказал. Его все еще не было в Киеве.
Ирочка повесила трубку и, старательно приклеив на лицо сияющую улыбку, пошла к гостям – праздновать и веселиться. Она остро чувствовала, как ей не хватает Филиппа. Также она чувствовала, что ее развели, обманули и соблазнили самым примитивным способом. Сначала проявить внимание, засыпать комплиментами (некоторые парни использовали цветы, другие – стихи; словом, у кого на что хватало денег и фантазии), можно, кстати, выведать пару-тройку тайн (после этого с кавалером расставаться хочется еще меньше: появляется стойкое желание, чтобы парень унес тайну с собой в могилу; а так как к роли киллеров наши украинские девушки не приучены сызмальства – это вам не страстные в любви и мести итальянки, все-таки! – приходится волей-неволей влюбляться в симпатичного хранителя тайн: к этому времени он почти наверняка считается симпатичным).
А потом исчезнуть на неопределенное время (тут каждый подбирает временной интервал самостоятельно), ничем себя не выдавая (поездка в другой город вписывается в хитроумный план просто идеально). И появиться красавцем-принцем и героем-любовником, когда девушкой выплаканы все слезы, доведены до белого каления постоянными телефонными звонками родственники парня, просчитаны все наихудшие варианты событий и причин пропажи кавалера, из посредственного ухажера превратившегося под действием времени в завидного жениха, объекта мечтаний и чуть ли не звездного кумира (некоторые глупые девочки могут даже дойти до такого возмутительного кощунства, как срывание со стен плакатов любимого Андрея Губина, Дмитрия Харатьяна, Энрике Иглесиаса, Тома Круза и т. д. (нужное подчеркнуть) и обклеивание всех доступных поверхностей фотографиями пропавшего; слава Богу, до такой беспросветной тупости Ирочка не докатилась – и главную роль в этом сыграло даже не отсутствие фотографий Филиппа, а вечная любовь к Джону Бон Джови).
* * *
Десятого сентября по телефону его брат сказал Ире, что Филипп сейчас работает в Ужгороде, а в Киеве появится только на заседании кафедры. К этому времени девушка поняла, что действительно соскучилась по Филе, но клятвенно пообещала себе, что звонить больше не будет.
Хватит терроризировать его родственников!
Но уверенность в правильности выбора таяла на глазах, и все чаще Ира с надеждой и мольбой глядела на трубку телефона, этого молчаливого монстра, этого спящего вулкана, не желающего взорваться серией радостных гудков, в то время как из АОНа будет извергаться раскаленная лава цифр, выстроившихся в том самом порядке, единственном и прекрасном в своей неповторимости.
* * *
Через две недели Ира решила устроиться на работу: уж больно надоели ей упреки отца. По специальности никто брать ее не хотел, потому что у нее не было опыта, а быть его никак и не могло, потому что, чтобы получить его, надо проработать хотя бы год, – но для этого же нужен опыт, без которого никто принимать ее на работу не хочет! Поэтому она решила, что пока что главное – деньги, получаемые за несложную и необременительную работу, а по специальности она будет работать позже, когда напишет и защитит кандидатскую диссертацию. К тому же, ей позвонили из редакции одной из бесплатных рекламных газет, выходящих многотысячными тиражами и доставляемых в каждый почтовый ящик Киева с предложением работать курьером.
Работать нужно было три дня в неделю, к тоже же, только с своем микрорайоне, а в конце месяца получать зарплату – около 300 гривен. В принципе, это устраивало Иру. Она даже съездила в офис, заваленный газетами, крепко пахнущий свежей краской и новой информацией, и поговорила со своим потенциальным будущим координатором – женщиной лет сорока пяти с высветленными волосами и каким-то безумным взглядом белесых глаз, которая обработала ее по всем правилам (Ирина специальность после университета звучала гордо: "Менеджер персонала", поэтому она хорошо знала эти все штучки, психологические приемы и принцип "Кнут всегда результативнее пряника", который часто и с удовольствием использовали в своей работе практически все кадровики, попадавшиеся на ее жизненном пути).
Вечером того же дня девушка собиралась идти по своему участку, заранее проверяя коды домов, расположение входов и прочую сообщенную ей заранее информацию.
И тут зазвонил телефон. Услышав знакомый номер, старательно выговариваемый механическим женским голосом АОНа, Ира радостно схватила трубку: это был Филипп!
Девушка была так рада, ошеломлена и счастлива, что даже не сумела сделать вид, что не узнала его. Они болтали почти полтора часа – как в старые добрые времена! Филипп сказал, что пока будет работать в Ужгороде, но это ненадолго (судя по всему, все-таки годик-другой еще поработает). Он там круто устроился – коммерческим директором ("Если не врет, конечно", — подумала Ирочка, вспомнив его любовь к красивым словам и жестам, некую театральность и неправдоподобность многих сообщаемых Филиппом подробностей его жизни).
Среди прочего, Филипп поделился последними сплетнями о Васе: оказывается, тот то ли три, то ли четыре месяца жил с сельской девчонкой, закончившей только педагогическое училище (она жила в его комнате в общаге), а позавчера посреди ночи выставил ее в практически голом виде из своей комнаты. Она сидела на полу и плакала. Ее увидели курящие неподалеку девчонки, которые забрали ее ночевать к себе в комнату. Через некоторое время туда же ворвался разъяренный Вася и потребовал ее выгнать. Девочки отказались, так как прониклись горем сельской барышни, к тому же, Васю в общежитии никто не любит. Тогда Вася пошел вниз и вызвал охранника, заорав: "Посторонняя в комнате! Выставите ее!! Прекратите это безобразие!!!". Охранник сразу поднялся на его этаж, но когда увидел бывшую возлюбленную Василия, несчастную такую, всю в слезах, то сжалился над бедной девушкой.
Но Васечка, вдохновленный прочитанными книжками о великих подвигах великих мужчин и чувствующий себя одним из них, не сдавался! Он затопал ножками, замахал ручками и закричал еще громче и пронзительнее: "А ну быстро выгоните ее отсюда, а не то я сейчас же позвоню домой начальнику охраны, пожалуюсь на то, что Вы плохо исполняете свои обязанности, и уже завтра Вы здесь работать не будете!"
Да, словом, Вася был в своем репертуаре – опять-таки, если Филипп не соврал, приписав страстно ненавидимому им Василию никогда не совершаемых тем поступков. Но зная Васю, Ира была близка к тому, чтобы безоговорочно поверить сообщенным любимым голосом сплетням.
Поговорив с Филиппом, Ира совершила запланированный обход микрорайона, но, вернувшись домой в 23-50, она в очередной раз наткнулась на крики и упреки папы, который спал и видел, чтобы девушка нашла работу, но не курьером, а кем-то посолиднее, и чтобы с 8-00 до 17-00 (как вариант, принималось время работы с 9-00 до 18-00). Одним словом, ее заставили отказаться от работы курьером. Но Ирочку это не очень волновало: в душе ее царили полный штиль, всеобщая гармония и райское равновесие. Она услышала Филиппа и была уверена, что в скором времени увидит его!
* * *
Так и случилось. В первый день октября, когда солнце приятно золотило кроны деревьев, от чего они начинали постепенно менять цвет с насыщенно-зеленого на более благородные осенние оттенки, Филипп приехал на аттестацию. Ира очень обрадовалась, но не подала вида. Она стояла в паре шагов от него, боясь, что бешеным стуком своего сердца выдаст и себя, и чувства, которые она испытывала, вопреки здравому смыслу. А когда он сам заметил ее и поздоровался, а затем начал очередной бесконечный разговор ни о чем, она переминалась с ноги на ногу, улыбалась и говорила глупости.
У парня была новая прическа, очень идущая ему. Вообще-то, Ирочка сходила с ума от парней с длинными волосами или хотя бы носящих компромиссную прическу вроде "шапочки", но темные волосы Филиппа, чуть длиннее типичной стрижки, и эта умопомрачительная рваная челка – о, до чего же волшебно они сочетались с глубокими светло-зелеными глазами! Девушка не могла поверить, что она не видела Филиппа с июня! Четыре месяца – как она это выдержала?
Бессонные ночи, слезы, не желающие пролиться благословенным дождем и выжигающие ее душу изнутри, тщетные попытки написать стихи, заканчивающиеся ничем, потому что нельзя было найти слов, достаточно выразительных для передачи всей многогранности чувств, всей безнадежности ситуации, всех надежд, планов и мечтаний, не замутненных зыбкой пленкой идеализации (Ира видела его, о да, видела хорошо, и не строила иллюзий, просто влюблялась все сильнее и сильнее), – все это забылось, растаяло, словно сон, перечеркнутое одним взмахом его ресниц, одной улыбкой, одним приглашающим жестом.
Они говорили, говорили, говорили... Потом отошли в сторонку и "уединились", сев за парту прямо в коридоре, мимо которой все время проходили люди. Нет, они не забыли обо всем на свете, не растворились в тумане интимности, уединенности среди шумной толпы: Филипп явно думал о чем-то важном, совершенно не связанном с девушкой, потому что иногда отвечал невпопад, рассеянно кивал и словно присутствовал в нескольких местах одновременно; в свою очередь, Ирочка сама то и дело поглядывала на аудиторию, в которой проходила аттестация, и на очередь возле нее. Ей было хорошо, хоть и, может, не слишком комфортно, но пропустить процесс подведения итогов за прошедший учебный год ей не хотелось; к тому же, это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой.
После того, как к парню подошел брат и они о чем-то переговорили (Ира деликатно отсела на другой конец парты и вообще сделала вид, что она тут вовсе ни при чем – братья разговаривают, а она просто села, чтобы дать отдых своим ногам, обутым в туфли на каблуке головокружительной длины), Филипп словно вернулся в настоящий момент. Разговор продолжился, и продолжился более живо и непринужденно. Ирочка очень смущалась, когда парень поправлял ей волосы, словно невзначай прикасался и говорил комплименты. Ей казалось, что в эти моменты все смотрят прямо на них, а ощущение экстаза и вид его на лице Иры могли красноречиво сказать посторонним глазам слишком многое. Все происходящее казалось таким банальным, таким примитивным, так знакомым – и Ирочка не могла понять, почему же ей было так хорошо, просто восхитительно.
Филипп говорил Ире, что она похожа на солнышко с волнистыми лучиками (девушка как раз этой ночью не спала до двух с чем-то часов ночи, заплетая косички (которые расплетала утром в течение двадцати минут), а потом мучилась бессонницей на нервной почве до четырех), что она выглядит превосходно, что такую маленькую, красивенькую и беззащитную девочку, как Ирочка, хочется прижать к себе, обнять, защитить и утешить, а потом хотел было показать все вышеописанное на практике, но испуганная его словами (хоть и весьма довольная собой) девушка отодвинулась от него, не готовая к такому повороту событий...
В один из таких почти интимных моментов, когда Ира показывала ему свои фотографии из Кончи-Заспы, к ним подошел довольный, как слон, Васечка, который только что успешно прошел аттестацию, и начал грузить!.. Девушка вежливо отвечала ему, ослепительно улыбаясь, но, видимо, что-то в ее голосе дало ему понять: бай-бай, Вася! Однако, осознав сей факт, Василий продолжал балагурить, и только когда Ира попросила его оставить их с Филиппом (который, к слову говоря, не вмешивался, с интересом поглядывая на происходящее; один раз Ире даже показалось, что он таким изощренным способом просто издевается над ней) наедине, он скрылся в глубинах университетских коридоров.
Ирочка знала, что Филипп не нравился ни Васечке, ни другим ее друзьям-аспирантам, но это не значит, что она прислушивалась к их голосам, сливающимся в стройный хор неодобрения. Филипп не нравился (заочно) даже Ириному папе. И все же ее почему-то тянуло к нему, и тянуло до такой степени, что, как она догадывалась, но боялась признаться даже себе самой, единственной причиной того, что она до сих пор не бросила аспирантуру, являлся ОН.
Конечно, Ирочке было обидно, что ее соблазнили так легко. И, наверное, то, что она так редко виделась с Филиппом, было только к лучшему. Она не знала, на что была бы способна в противном случае (хоть и подозревала, что на многое), и не желала проверять – умом; сердце же ее рвалось к парню с такой силой, что она опять отодвигалась от него, чувствуя небольшие электрические разряды, пронзающие ее тело при малейшем физическом контакте.
Жадно рассматривая парня, чтобы сохранить vision of love до следующей встречи, и умудряясь делать при этом вид, что он ей в чем-то даже безразличен, а болтает она с ним только для того, чтобы чем-то время до своего выступления, Ира думала, что всем бы хорош был Филипп, но вот если б он еще меньше врал!.. Девушке он нравится таким, каким являлся в реальной жизни. "Неужели он думает, что если я буду считать, что он крутой, это сыграет значительную роль в развитии наших отношений? — недоумевала Ира. — Со мной такое проходит только тогда, когда человек мне изначально не нравится, а для "набивания себе цены", так сказать, раскрывает все свои многочисленные и разнообразные потенциалы. Если же Филипп нравится мне и так (а этого просто нельзя не заметить: когда мне кто-то нравится, я становлюсь такой дурой!..), этот выпендреж только портит все, уничтожая романтику".
Ира не понимала, зачем он невзначай бросил: "Я бы, конечно, мог взять тебя к себе на работу, но ты ехать в Ужгород сама не захочешь, к тому же, я не смогу дать тебе такую зарплату, чтобы ты смогла снимать там хорошую квартиру"? А эта фраза: "В Ужгороде я с девушками вообще не знакомлюсь, чтоб не остаться там навсегда"?.. А рассказы (тогда, знойным летом, в прогулках по парку КПИ) о том, что несколько лет назад он был фотографом и снимал порно?!
Филипп обещал подождать Иру (кстати, она могла поразмышлять над тем, как следует относиться к парню, который только что обсыпал девушку комплиментами, и вот уже просит ее уступить ему свое место в очереди, — типичный пример украинского джентльмена! — но мысли, пришедшие ей в голову, были настолько не в пользу Филиппа, что она постаралась очистить от них свое сознание, как школьники стирают ластиком написанные карандашом строки), но тут вернулся его брат с Глашей...
И Филипп ушел с ними. Понятно, что дело было не в Глаше (она встречается с его братом, к тому же, Филиппу, если верить его словам, нравились такие девушки, как Ира, а не как она), но Ирочке было обидно. Особенно когда она вышла из аудитории, чуть не плача, беспомощно оглядывалась по сторонам в поисках парня, – и безрезультатно...
* * *
Через несколько дней Ирочка поняла, что происходит нечто ужасное. Вот уже четыре ночи она не могла уснуть до четырех-пяти часов утра! Причина бессонницы была до противного банальной: она все время думала о Филиппе. И днем тоже. У Иры начало создаваться впечатление, что ее закодировали. Она не спала ночами (эти голоса, звучащие в ее голове, сводили с ума; если форточка была закрыта, она задыхалась, сквозь открытую же доносились обычные ночные звуки, казавшиеся невыносимыми: кошачьи вопли, пьяный мат подростков, отголоски звучащей где-то музыки, смех и стоны парочек, вкушавших нектар любви в глухих закутках за гаражами, грохот мусороуборочной машины, почему-то громыхающей переполненными мусорными контейнерами именно в три часа ночи, и беззлобное, но такое громкое переругивание рабочих, и опять музыка, и опять голоса, этот вкрадчивый шепот не в ушах, а где-то в мозгу, до которого не добраться, даже закрыв форточку, который не унять, выключив видеомагнитофон, телевизор, два магнитофона, компьютер и радио, не заглушить, даже накрывшись с головой одеялом), а потом днем чувствовала себя отвратительно. И глаза болели страшно, прибавляя физических мучений к страданиям моральным.
Ирочка пыталась внушить себе, что нужно выбросить Филиппа из головы, из мыслей, сердца и души. Вот когда он приедет – тогда пожалуйста. Можно общаться, пока не надоест. А сейчас....
Только никак не получалось. Во всех остальных неприятностях (а их почему-то сейчас было более чем достаточно), признавалась себе Ира, она была виновата сама. Но вот Филипп... Слишком все это было похоже на черную магию, чтобы быть просто рядом совпадений. А может, Ирина просто влюбилась? Сама по себе? Нет, такой вариант казался девушке слишком нереальным, к тому же, он только глубже погружал ее в пучину безумных фантазий. Ночью приходили яркие, как персонажи мультфильмов Диснея, обрывки-фантики воспоминаний, пугающе реалистичных сцен, не произошедших в реальности, отголоски никогда не пережитых чувств; ночью они с Филиппом жили особенной сказочной жизнью, так не похожей на серые будни повседневности, жизнью слишком счастливой, чтобы быть настоящей, и постепенно становящейся в плавающем сознании Иры единственно реальной жизнью; она беспокоилась, ловя себя на желании, чтобы мутный день скорее закончился и наступила ночь, хоть и наполненная призрачными фантомами в своем начале, но зато приносящая к рассвету бонусы – неправдоподобно реальные кадры ее альтернативной жизни...
* * *
Однажды Ире совершенно случайно предоставилась возможность отправить Филиппу SMS-ку с телефона одного из знакомых аспирантов, который раньше учился в одной с ней группе. Это было удивительно, учитывая, что счастливый владелец мобильного телефона все те годы, что Ирочка знала его, был исключительно жадным парнем; правда. Он не признавал сего очевидного факта, называя свою ярко выраженную скаредность экономностью. Давая Ире возможность послать тридцатикопеечное сообщение, он чувствовал себя, по меньшей мере, Джоном Бон Джови, который из своих личных денег раздал двадцать пять миллионов долларов молодым музыкантам, слишком бедным, чтобы пробиваться на вершины музыкального Олимпа самостоятельно.
Она попросила этого знакомого (потому что он к своей родной и любимой мобилке, появившейся у него совсем недавно и именно поэтому столь обожаемой, никого близко не подпускал, хотя и получал неземное удовольствие от процесса доставания ее из потайного места в недрах штанов, рассматривания и игры кнопочками) набрать текст приблизительно такого содержания: "Привет! Это Ирочка. Позвони мне, пожалуйста, по этому номеру". Девушка следила, затаив дыхание, за таинственным процессом набора информации, потом продиктовала с листика номер мобильного телефона Филиппа, а когда увидела заветную фразу: "Сообщение доставлено", радостно запищала и стала ждать. Ожидала она десять минут, полчаса, час...
Звонка не было. Через два часа после отправки сообщения аспирант ушел домой.
Вечером девушка с замиранием сердца позвонила щедрому владельцу мобильного телефона. И что же? Никто ему не перезванивал. Естественно: все входящие звонки бесплатны, а вот за исходящие нужно платить. И вот после звонка, давшего неутешительные результаты, Ира сидела и размышляла, какой же из клинических случаев был налицо сегодня. Жадность, не позволившая Филиппу потратить гривну-две на короткий разговор? Или невнимательность, игнорирование и равнодушие (что отнюдь не лучше), благодаря которым он предпочел заняться какими-нибудь более важными делами, чем светская беседа с Ирочкой?
Ладно, когда пару дней назад она отправила SMS Филиппу из Интернета, он мог просто не получить ее. Но сейчас?..
Ира обиженно шмыгнула носом, посмотрела в зеркало, обнаружила там красоту неописуемую и произнесла вслух: "И вообще, ты похож на Филиппа Киркорова, и не только именем, но и внешностью, что совершенно не придает тебе обаяния и прелести. Через лет пять ты станешь покупать одежду намного большего размера, через десять будешь нуждаться в услугах хорошего специалиста по липосакции плюс пластического хирурга, а через пятнадцать можешь запросто умереть на рабочем месте от какой-нибудь нехорошей болезни, вызванной лишним весом".
Показав язык непонятно кому, она пошла смотреть фильм с Джулией Робертс, надеясь, что он отвлечет ее от нехороших мыслей.
* * *
Еще примерно через месяц Ира (к этому времени она устроилась на работу – не идеальную, но хоть какую-то) шла пешком домой, подгоняемая холодным декабрьским ветром. На часах недвусмысленно светились цифры:
21:45
О, как надеялась она на то, что Филипп приедет сегодня, на романтическую встречу, хоть на что-то хорошее в своей непонятной жизни...
И что из этого всего получилось? А то же, что и всегда.
Хотя начиналось все так романтично... Ирочка пришла с утра на работу – и тут же зазвонил телефон! Филиппа она узнала с полуслова, хоть и не ожидала его звонка (рабочий телефон она дала его бабушке во время одного из последних звонков, не надеясь на звонок парня, но желая дать ему возможность позвонить, когда все остальные девушки будут заняты, а потребность поговорить с кем-то станет просто невыносимой). И так обрадовалась!.. Он, к ее полному восторгу, не только поинтересовался делами девушки, но и поинтересовался, а что же именно она делает сегодня вечером: Филипп был снова в Киеве. Разумеется, Ирочка тут же, забыв все свои благие намерения, завиляла хвостиком, образно выражаясь. Потом она радовалась, что у нее хотя бы хватило ума сделать вид, что прикидывает, какие планы отменить никак нельзя, а какие можно перенести на завтра.
Потом работа затянула девушку в свои скользкие липкие объятия. И она не заметила, как наступил тусклый вечер. Трубка чуть не дымилась под ее умоляющим взглядом. А Филипп так и не позвонил. Ира сидела возле телефона, жадно глядя на черную гладкую трубку, дыша в ее ритме, нуждаясь в звонке Фили, как в наркотике, чувствуя себя беспомощной рыбкой, насаженной на крючок собственных иллюзий, мышью, глядящей блестящими глазами-бусинками на мышеловку, пленившую ее, и проклинающей, наверное, тот жалкий кусочек сыра, который обрек ее на эту медленную смерть. Она боялась выйти из комнаты на минуту, а когда делать это все-таки приходилось, первым делом, оказавшись в другой комнате, набирала заветный номер и в сотый раз выслушивала дедушку и бабушку Филиппа, терпеливо объясняющих ей, что их обожаемый внучек еще не вернулся со своих бл... то есть, учебных дел.
Так как Ирочка не ушла с работы вовремя (предпочтя с вожделением смотреть на телефон и хватать дрожащими руками трубку, услышав первый же гудок, который мог оказаться звонком от Филиппа, но почему-то неизменно противно скрипел репликами коллег). Убедившись, что девушка не срывается с места, спеша на "ответственное свидание", ее начальница начала интенсивно и с прочувствованным удовольствием использовать ее по прямому назначению. Ира даже не возмущалась тем, что ее оставили после окончания рабочего дня (на этой работе, как она поняла, со временем привыкаешь ко всему), и лишь мрачно стучала по клавиатуре (а что ей оставалось делать?).
Когда начальница решила, что на сегодня достаточно, Ира не спешила уходить домой. Она подождала, пока за строгой тетей закроется дверь, прошуршит вызываемый лифт, зажужжит открываемыми, а потом закрываемыми дверьми, она схватила телефон и набрала заветный номер. Два раза она от волнения путалась в цифрах, а на третий трубку поднял дедушка-генерал и сообщил девушке, что Филя уже покинул Киев, да-да, уехал, и даже ничего не просил передать ей.
Попрощавшись и деревянными пальцами положив трубку, Ира облизала пересохшие губы и опустила голову на руки. Она плакала, не ощущая слез, не чувствуя ничего, кроме внезапно подступившей пелены усталости, грусти и обиды.
* * *
В середине января, когда праздники отзвенели прозрачными сосульками и отстучали снежками, отсмеялись угольными зубами снеговиков и стихли взрывы петард, когда люди начали выбрасывать елки, печально шуршащие серебристым "дождиком" и опадающими иголками, Ира почти перестала ждать и надеяться. И совершенно случайно она оказалась дома именно в этот тихий вечер. Она сидела на диване, пила обжигающий чай и читала новый роман Марининой, иногда позволяя глазам бессмысленно смотреть в окно, в котором просматривался кусочек заснеженного пейзажа, а мыслям блуждать в неведомых далях, перевоплощаясь в героев романа, ставших почти родными. Когда зазвонил телефон, она взяла трубку и ровным голосом сказала: "Алло!".
...И тут же чуть не закричала от радости, услышав голос Филиппа! Книга упала на пол, а чашка собиралась последовать заманчивому примеру романа, но Ира все-таки успела перехватить ее на лету и поставить на стол. Горячий чай обжег ей колени сквозь легкий халатик, но она не почувствовала боли. Ира болтала с ним минут десять, прежде чем догадалась спросить парня, приедет ли он в Киев в ближайшем будущем, и если да, то когда. Она была так рада слышать его голос, что, закрыв глаза, представляла, что он сидит рядом и шепчет ей на ушко все то, что он говорил ей, находясь за много километров от Киева. И ей этого было почти достаточно для счастья.
Естественно, он не знал, приедет ли, но почти пообещал, что она сможет увидеть его в следующий понедельник. Он умел говорить так – словно обещая, но в то же время ничего не говоря со стопроцентной уверенностью. Да Ира и не стала бы ловить его на лжи – слишком счастливой она была. Она продиктовала парню номер своего мобильного (она подключилась как раз на Новый Год), сразу поверив, что он позвонит ей: печальный опыт ничему ее не научил. Филипп обрадовался новой возможности связываться с ней, сказав, что это чудесно: в любую секунду иметь возможность услышать ее милый голос. Ире даже показалось, что он искренне верит в то, что говорит.
Связь внезапно оборвалась, но через час он перезвонил ей, и они долго еще говорили, как всегда, обо всем и ни о чем одновременно. Ира не могла поверить, что он – сам Филипп! – звонит ей – просто какой-то там Ире – второй раз за день! Она предложила ему сфотографироваться вместе, и он неожиданно быстро согласился.
* * *
Еще два раза виделась Ира с Филиппом. В первый раз он предложил ей посидеть в "Макдональдсе", как раз на свой День Рождения, но, как всегда, потащил ей к себе домой, где сразу же усадил за стол, заставленный объедками, жалкими остатками праздника вкуса, который имел место всего лишь пару часов назад, и предложил угощаться. Когда же Ира вежливо сообщила ему, что не голодна (желудок девушки сводили голодные судороги, но она представить себе не могла, как будет есть остатки некогда красиво нарезанной ветчины и лежащие в беспорядке ломтики лимона – все, что еще было пригодно для еды – под тяжелыми взглядами брата и дедушки именинника), он повел ее в одну из многочисленных комнат (девушка, если честно, уже сбилась со счета и ни за что б не могла сказать, сколько же комнат было в этой странной квартире).
Усевшись на диван, он положил Ирину голову себе на колени и, смотря ей в глаза, начал говорить что-то приятное, ласковое и глупое, благодарить за подарок (девушка преподнесла ему дорогой набор мужской косметики), гладить по волосам (если честно, Ира просто ненавидела, когда пытались трогать ее волосы, но Филиппу она была голова простить даже это). Как всегда, в самый интимный момент в комнату без стука завалился мощный братец и в довольно бесцеремонном, даже несколько грубом тоне поставил перед фактом немедленного отъезда Филиппа на вокзал.
Самое пикантное состояло в том, что как раз перед этим парень хотел поцеловать девушку – в первый раз! – но она почему-то отворачивалась. А когда она уже уступила, приоткрыв улыбающиеся губы, злосчастная дверь распахнулась и на пороге возник Сергей...
Уже на вокзале, когда брат и бабушка с дедушкой пошли к поезду, а Филипп с Ирой немного отстали от торжественной процессии провожающих родственников. Парень наклонился и еще раз попробовал поцеловать девушку, но ее плотно сжатые губы опять изгибались в улыбке. И снова именно тогда, когда Ира решила перестать строить из себя недотрогу, парень отодвинулся от нее и, помахав жеманно ручкой, полюбовавшись Ириной довольно фальшивой улыбкой и пообещав звонить...
Девушка неторопливо пошла к троллейбусной остановке. Она чувствовала себя как-то странно. До самого дома она не смогла подобрать названия своим эмоциям, чувствам и ощущениям.
* * *
Вторая встреча оказалась тоже слегка омраченной разочарованием. Филипп приехал на два дня, но в первый не изъявил желания встретиться, а во второй Ира смогла прийти на встречу на час позже, чем он рассчитывал.
Парень, ласково глядя на девушку, поведал ей страшную тайну. Оказывается, он хотел пригласить ее сначала на фильм (в кинотеатр, а не к себе домой, как ни странно), потом в новый китайской ресторанчик, недавно открывшийся неподалеку (к слову, довольно дорогой), а затем прогуляться до дома девушки и познакомиться с ее родителями. Но, естественно, эти роскошные планы разбила она сама, опоздав на встречу. У него оставалось чуть больше часа на общение с ней, а затем – домой, а затем – вокзал... Ира благоразумно промолчала насчет того, что подобную культурную программу просто невозможно было вместить в два с лишним часа. Она привыкла к его постоянным фантазиям (которые все не решалась назвать откровенным враньем) и принимала их как должное.
Они простояли час на смотровой площадке перед Республиканским стадионом – на виду у всего квартала. Предзакатное солнце золотило его длинные ресницы, острые и пушистые одновременно, как у рисованного мальчика анимэ, и отражалось в ее подкрашенных глазах, в которых плескалась усталость, нескрываемая даже освеженным макияжем. Она чувствовала свободу и легкость. Ей казалось даже, что она может влиять на его поведение. Она рассказывала о своих придуманных на ходу ухажерах, а он делал вид, что верил. Он приглашал ее к себе в город, где работал, и обещал золотые горы, царство комфорта и море любви, а она делала вид, что верит его легкомысленно бросаемым на мягкий теплый ветерок словам. Потом они сфотографировались на память, слившись в нелепо-картонных объятиях в смешной пародии на искренность любви. Прошлись по улице, держась за руки. Затем он, в очередной раз взглянув на часы, поймал такси, чмокнул Иру в щеку (она подумала, что начинает чувствовать какой-то бледный намек на равнодушие), махнул рукой и уехал.
* * *
А потом исчез на несколько месяцев – и все повторилось сначала: Ирины слезы, сжатые до белизны костяшки пальцев в приступе острого ожидания, тупая боль телефонных гудков по обнаженным нервам, хаотичное мелькание ярких картинок памяти под закрытыми глазами в кружеве вздрагивающих парашютиков-ресниц, deja vue, пронзающее током, от слов мелодично поющей Мадонны "I've got you under my skin" и... да, наверное, любовь...
* * *
И когда он сегодня позвонил ей и сказал, что уже вернулся в Киев и очень хочет увидеться с ней, девушка знала, что согласится. Она держала трубку бережно, словно бесценный бриллиант, слушала его голос, глупо улыбаясь, с закрытыми глазами; из-под ее ресниц медленно выкатывались прозрачные слезинки, и она была счастлива. Она знала, что отдаст все, что угодно, за те быстро летящие мгновения, когда можно будет сидеть рядом с ним, вдыхать аромат его одеколона, слышать его голос, смотреть в эти пугающие глаза – и знать, что будет дальше, просчитывать ситуацию до мельчайшей подробности, до кратчайшей реплики, до каждого вздоха или взмаха ресниц. Она знала, что он – тот, кто ей нужен. И ей было все равно, что произойдет потом. Что произойдет в реальности...
Написано 08-14-15-18 января, завершено 27 июня 2004 года
под музыку "Bon Jovi", "Арии", Владимира Кузьмина, "Blue System" и Ирины Билык.
| |
|
|
|
|
