Любимая девочка Пашки Соколова, продолжение
 
 

   
05.04.2005
О ЛЮБВИ: Любимая девочка Пашки Соколова, продолжение

Автор -- ЛАРИСА РОТНЫХ







Продолжение, начало ЗДЕСЬ >>>

— Ну что? Что ты скажешь?

Он улыбался ей, и глаза ее, как зеркала, отражали его новую самодовольную улыбку, его уверенный взгляд, даже его циничные слова.

Но на лице ее он увидел не совсем то, что ожидал. Никакой рабской преданности, никакой безмерной благодарности. Женщина на красивых простынях чуть скривилась, портя гримасой и без того не идеальное лицо, и сказала равнодушно, словно продолжала давно начатый разговор:

— Знаешь, что? А не было новой любви у той юной Лили. Никакой не было влюбленности. Никакой. Не уходила она к другому парню. Девушка знала, что ты – слабак. Безвольный слабак. И пока у тебя есть то, что ты считаешь своим, но чего совершенно не заслуживаешь, ты не сделаешь ни одного лишнего шага, ни одного движения, дабы принести счастье любящему и любимому человеку. Что ты, пятнадцатилетний пацан, мог дать красивой и нестандартной двадцатилетней девушке? Ровным счетом ничего. И девушка такая отдала бы жизнь, лишь бы ты, малолетка, был счастлив. Молодожены, камнем висящие на шее родителей, быстренько нарожавшие кучу детей... и что? Чего бы добились вместе эти два человека, скажи мне, Павлик?

Павел смотрел на нее – и не понимал. Вернее, он знал, о чем она говорит, знал, что тогда, 35 лет назад, был провинциалом, который мог чего-то добиться только при поддержке и протекции ее родственников. Но она... Та мягкая Лиля... Она же всегда поддерживала его. Она в него верила. Она говорила ему, что он очень необычный и непременно обретет заслуженную известность и популярность. Но ему ничего не хотелось. Зачем стремиться к чему-то, когда есть она, Лиля, самая лучшая, которой можно принести сорванный на клумбе слегка помятый цветок – и потом весь вечер принадлежать лишь друг другу?.. Но она никогда не была жестокой. Ему казалось, что просто не умела. Лиля всегда была ангелом доброты.

Но сейчас это не имело значения.

— Кем стал я, а кем ты? — спросил он, глядя на нее.

Павла ранили ее слова – слова, которых он никак не ожидал после странного сегодняшнего дня, после всего, что он для нее сделал и, более того, пообещал сделать, после ее ординарной внешности и забитого взгляда.

Она покачала головой, и волосы ее чуть слышно зашуршали, пересыпаясь в неярком свете ночника. 35 лет назад волосы пролились бы золотистым водопадом, и звук был бы совсем другим. Он напоминал бы звон хрустальных колокольчиков, а не шелест переворачиваемой вилами соломы.

— Глупый... Какой же ты все-таки тупой! Ничем не отличаешься от остальных мужиков. Если хочешь, Лиля достигла гораздо большего, чем ты.

— О чем это ты? – спросил он, смотря на нее теперь, как не смотрел раньше. Может, это его сказочная щедрость так повлияла на нее? Сейчас, пожалуй, начнет говорить о своем богатом внутреннем мире. Ну конечно, когда больше ничего нет, можно с заносчивым видом расписывать все прелести высокодуховной жизни!

— О чем – о чем? Все о том же! Все мужики – козлы! Каждый раз убеждаюсь в этом... — она неожиданно всхлипнула, совсем по-детски.

Он хотел ее обнять, но она отстранилась, нетерпеливо махнула рукой.

— Видимо, пришло время сказать тебе. Да, я всегда бываю права, но вот некоторые романтичные дуры не верят таким рациональным и знающим мир гениям, как я! И все равно, сколько им лет – двадцать, тридцать или пятьдесят. Дурочка – это не возраст, это состояние души. И такие клинические идиотки не стареют, уж поверь мне!

Она резво соскочила с кровати и вышла из комнаты, тяжело ступая босыми ногами по мягкому полу с подогревом. Из коридора она принесла одну из своих жутких сумок и достала из нее несколько книг в твердом переплете. Швырнув их Павлу в лицо (он едва успел увернуться), женщина достала новую стопку.

Павел взглянул на книги, которыми с такой ненавистью запустила в него гостья. Некоторые были на русском, некоторые – на английском, увидел он и немецкий экземпляр. Но автор всех был один и тот же – Ирина Светлая. Та самая писательница, о которой иногда мельком думал Павел. Он перевернул одну из книг и чуть не выронил ее: на него смотрела его любимая Лиля! Присмотревшись, он увидел, что женщине на фото все же лет тридцать, но сходство и с портретом, бережно хранящимся в тайнике его памяти, было потрясающим.

Он повернулся к гостье и вместо вопроса протянул ей книгу. Он внезапно охватившей его волны узнавания мужчина не мог произнести ни слова.

— Да-да, вот она, Лилечка твоя ненаглядная. Она и сейчас выглядит лучше, чем ты, да и лучше, чем я, чего уж тут... Я – не ты, я врать не буду. Ах да, разрешите представиться, — обнаженная женщина присела в неуклюжей пародии на реверанс, — Ткаченко Нонна, лучшая подруга Лилии, пишущей под псевдонимом "Ирина Светлая".

— Нонна?.. Что?.. Чего же Вы мне раньше не сказали? Что все это значит?! — Павел опять вскочил с постели, но тут же сел и начал одеваться, лихорадочно застегивая пуговицы трясущимися пальцами и не попадая ногой в носок.

— Не ори. Сейчас говорить буду я.

Нонна тоже начала одеваться, но без спешки и суеты, лениво, словно дразнясь. Лет двадцать назад ее движения выглядели бы очень соблазнительными.

— Лиля ушла от тебя, потому что понимала, что с беспомощным и безвольным малолеткой на шее ей делать нечего. Как, кстати, и тебе. Ты не умел ничего, соответственно, ничего бы не добился. Мне это было известно уже тогда. Она влюбилась по-глупому, влюбилась, как и ты. Но потом мне удалось доказать ей, что Литература главнее, чем какой-то мальчик, каких у нее будет еще очень много. Смазливых мальчиков, знаешь ли, много. А шанс стучится в двери лишь раз. Я ведь тоже вращаюсь в литературных кругах, — она помахала перед его носом колготками; от неожиданности он едва не упал с кровати. — Я, — продолжила она наигранно небрежным тоном, в котором проскальзывала таки нотка самодовольства, — ее представитель в Украине. В Америке я бы называлась литературным агентом, но здесь... О, ты же знаешь, что это за страна! — она трагически взмахнула руками, на этот раз без колготок, явно переигрывая, и закатила глаза. — Ну ничего, скоро я поеду в Канаду. Лиля мне обещала. Она, если тебе интересно, в курсе твоих так называемых побед. Но таких, как ты, помнят недолго, а вот она... Ее книги стали бестселлерами и останутся ими навсегда!

— И ты в это веришь? — буркнул Павел. — Обычные пустышки-однодневки!

— Ты... книгочей... ты читал их?

— Мне по работе приходится читать не это, а все-таки литературу, — он постарался вложить в свои слова как можно больше презрения.

— Так попробуй. Обещаю, ты найдешь много нового. Правда, может оказаться, что прочитанное окажется не по силам твоему жалкому умишке, но это уже – не моя забота.

— Слушай, почему ты меня оскорбляешь? Посмотри на себя...

— На себя я насмотреться успела, а на тебя... Ну, ничего, об этом – потом. Но послушай, это же интересно! Она все эти годы верила, что ты такой замечательный, а я ей навязала неправильный путь. Ты можешь представить?! И вот недавно очередная статья о твоих так называемых достижениях – какая-то купленная награда, да? – попадается ей на глаза. Я с трудом убедила ее не ехать. Мы договорились, что поеду я и, когда вернусь, расскажу свое непредвзятое мнение. Поделюсь впечатлениями. Я и книги ее взяла для тебя. Ведь милый мальчик никогда не страдал наблюдательностью, да? Это же так сложно – узнать в известной писательнице любовь своего детства! Нервохирургом стать – и то легче!

— Нейрохирургом, ты, село!

— Вот, милый, ты еще и нервный! Я пошутила – а ты и повелся! Когда тетя прислала Лиле твое письмо, мы так смеялись! О да, смеялись долго, и знаешь, над кем? Над тобой! Ладно, не бушуй, смеялась я, но и поехала я, Лиля меня всегда слушалась. Я ей – как старшая сестричка!

— О Боже! Моя любовь зависит от такого чудовища! — выдохнул Павел.

— Остынь! Она зависит только от себя. В аэропорту ты показался мне нормальным, вот я и попыталась сказать тебе, что я – не Лиля. Но куда там! Ты сразу же раскрыл рот и проявил свой отличнейший характер! Поверь, тебе лучше молчать всегда, раскрывая рот только для очередного принятия пиши, но не слишком часто. Похоже, целлюлит скоро появится как раз у тебя! — Нонна игриво ущипнула Павла за бок.

"Останется синяк. Вот черт!" — подумал мужчина.

— Теперь я еду обратно и скажу ей, что ты – ошибка молодости, не заслуживающая и упоминания в мемуарах. Ты должен благодарить ее, потому что если б она не ушла вовремя, ты так и остался бы забитым провинциалом. А так ты поднялся – о да! Из закомплексованного сельского паренька превратился в докторишку с регалиями, но без капли уважения к женщинам! Я – не материал для твоей благотворительности, запомни! И даже из любви к халяве я ни за что не приняла бы твое чудовищное предложение. Павел, да ты же сам не понимаешь, до чего омерзителен!

— Я вообще не такой... — почему-то начал оправдываться он. — Просто когда я думал, что приехала женщина, которую я любил больше всего на свете...

— Да, когда ты это подумал, то начал показывать свое мужское превосходство. Не старайся, у тебя ничего не получилось. Да и в постели ты так себе... Видимо, годы напряженной работы в погоне за славой сказываются... — она засмеялась истерическим смехом безумного человека, а он сидел, не в силах закрыть ей рот. Его опутал мутный кокон апатии.

Нонна застегнула сапоги, которые притащила из коридора, грязные и некрасивые, и наклонилась ко второй сумке.

— А что же ты, представитель такой известной писательницы, так плохо одеваешься и выглядишь не очень?

— У меня свои статьи расходов, и если они перекрывают доходы, то это только мое собственное дело. Да, так вот...

Она достала фотоаппарат, открыла объектив и настроила изображение, а затем быстро защелкала кнопкой, делая серию снимков растерянного Павла Соколова, который неправильно застегнул рубашку, одной ногой попал в штанину, а другой нет, и вообще выглядел, как персонаж из фильма с названием наподобие "Потерянный мир" или "Другое измерение".

Спрятав фотоаппарат, Нонна подошла к журнальному столику и сгребла с него разбросанные в беспорядке купюры:

— Как я поняла, ты хотел заплатить мне, да? Что ж, это приятно: переспать с неплохо выглядящим мужиком, который еще и заплатит мне за это! Спасибо, дорогой! Кстати, в кармане юбки у меня совершенно случайно оказался диктофон. Лилечке будет безумно интересно послушать своего мальчика.

Она крепко, по-мужски, схватила свои сумки и ушла.

Павлу было совершенно безразлично, куда она пойдет и что кому расскажет. Его сердце переполняла любовь и благодарность к девочке, без которой – да, эта старая ведьма права – он не стал бы тем, кем он стал. Правда, и она могла не стать писательницей, но... но она бы ею точно стала. Лиля даже в нежном возрасте была на редкость целеустремленной и – Павел не возражал, просто не мог возражать – талантливой. Он же стремился вверх лишь для того, чтобы найти ее и доказать. Доказать, что она не права. Но сейчас он видел, что та тоненькая необыкновенная девочка поступила полностью правильно.

Он не помнил, когда плакал в последний раз – наверное, это было еще тогда, в детстве. Но сейчас глаза Павла Ивановича Соколова были влажными от слез. И сквозь воды этого самого соленого в мире моря на него с обложек десятков книг смотрело улыбающееся – совсем как тогда, в светлом и коротком прошлом – дорогое лицо самого любимого и самого далекого человека.

Ирины Светлой.

Лилии.

Лилечки.

Любимой девочки Пашки Соколова.

Начато 26.01.2001.
Набрано и дополнено 04.02.2003 –
07.02.2003 – 10.09.2003 – 20.03.2005.




 



 


О любви: Любимая девочка Пашки Соколова, продолжение
Rambler's Top100 liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня